МИР БЕЗ ЦЕННОСТИ

Предупреждение читателю – Странное христианство (случай вместо предисловия) – Отношение к иудаизму и христианству – Дух, противный природе – Человеческая недостаточность – От мифа к абсурду – На шаг от падения – Анти-человечество – Резюме (Демаркация)

«Истребите все места, где народы, которыми вы овладеете, служили богам своим, на высоких горах, и на холмах, и под всяким ветвистым деревом. И разрушьте жертвенники их, и сокрушите столбы их, и сожгите огнем рощи их, и истребите имя их от места того».

Втор. 12, 2-3.[2]

«Эта группа людей будет жить и развиваться среди человечества, но против человечества, отрицая самый его корень. Наконец, в каждом племени и народе эта группа не будет иметь связывающих боковых скреп в виде горячо лелеемого родства. …Племени, народа, рода – нет. Будущего – нет».

Василий Розанов. Люди лунного света[3].

Очевидно, христианство, так или иначе обратившееся «вспять», вновь ставшее тем, с чего оно начинало, окончательно отметается от внутренне присущей ему чувственной конкретики, предпочитая взамен отвлеченную магию чисел, формул-заклинаний «чистого» мышления, которыми скрытая в нем противоположность прирожденности получает возможность опосредовать свое негативное отношение к миру. Так стремление спрятаться за абстрактное «объяснение» почти всегда обнаруживает в основе своей существенный «недостаток бытия». И однако это всего лишь «частная особенность» однобокого мышления (из которой хотели бы вывести всеобщий принцип), особенность замкнутого, вечно одинокого сознания, облекающего собственную человеческую недостаточность в властолюбивые формулы «священного писания». В этом значении, тип «обратившегося вспять христианина» основывается по преимуществу на принудительном (со стороны «разума») подавлении ценностной составляющей мышления, т.е. не на естественной для любого  человека «захваченности миром» и связанном с этой захваченностью непосредственном переживании ценностей, а уже на переживании смыслов, противопоставленных миру как «целому». Непосредственное восприятие мира в переживании здесь «предметно» подменяется отвлеченной схемой, «понятием», «логикой»: происходит это, когда переживают только то, что понимают, и не допускают переживания, отличного от мышления. В результате, взамен соприсутствия «ценности» и «смысла» остается только смысл, который вместе с тем перестает быть уже и смыслом, поскольку мышление делается одномерным, «сверхприродным», в самом себе сосредотачивающим (1) способность мыслить (познавать) и (2) способность переживать (быть и любить). Одномерного человека нет там, где нет эмоциональных подвижек сердца по поводу какой-нибудь «идеи», «истины», «доказательства» или «решения» (хотя бы даже в качестве «анти-идеи», «абсурда»), где вывернутое наизнанку сердце не принуждается «мыслить» и «верить», и где ему запрещается быть чем-то еще, кроме мышления… Там же, где появляется какое-нибудь «верую в то, что…», т.е. переживаю и радуюсь только по поводу того, что мыслю или что открывается посредством языка и упорядочения, упрощения в языке, там-то и обнаруживается фантастическая анфилада смыслов, ведущая прямиком на обратную сторону христианства! Туда, где тайный «спаситель» раскрывает свои объятия всем страждущим… В глубине переживания, раньше живого опыта, прежде опыта жизни обязательно должна быть какая-нибудь схема, какое-нибудь речение, какое-нибудь «потому что» или «для того чтобы» (хотя бы в качестве отрицания этого «что»), иначе переживание доставляет только страдание, оказывается страданием. Мало кто способен заметить таинственное обращение духа, составляющее самую суть иудео-христианской редукции сознания. Обнаруживаемый здесь способ мысли оказывается столь же неустранимым, сколь и чуждым – не находящим ни предмета, ни метода, ни даже категориальной почвы для «диа-лога» с ним…

(случай вместо предисловия)

«Когда жизненный центр тяжести переносят из жизни в «потустороннее» – в ничто, то тем самым вообще лишают жизнь центра тяжести».

Фридрих Ницше. Антихрист. Проклятие христианству[4].

Не отвлекаясь на детальное опровержение очередной статьи одного публициста (2006)[5], отметим, однако, что последний не стесняется афишировать в качестве своих философских наставников (очевидно, «христианского персонализма») Л. Шестова и М. Бубера (наиболее известных представителей современного «реформированного» иудаизма). Настойчивая некритичность, или даже симпатия, с которыми убежденный христианин обращается к иудейской интеллектуальной традиции, заставляют предположить, что и сделанное им полемическое уподобление средневековых жидовствующих современным «русским фашистам», а тех и других – старообрядцам (воплощающим в себе, по его словам, «законнический дух», противный христианству[6]), есть не случайное расстройство мысли, а ее вполне осознанное направление, внутренне согласующееся с указанной традицией, воплощающей в себе логику абсурдного, противоестественного мышления (сформированного «ценностями», прямо противоположными ценностям «нормальной» человеческой жизни – совсем не обязательно ориентированной на борьбу с «природой»). Ибо именно отсюда (из «ничто» жизни, из метафизического отрицания мира и человека «ради <потустороннего> Бога») проистекает та умственно разлагающая «игра в наоборот» (переделывания черного в белое, а белого в черное, истины в ложь, а лжи в истину, соединения никак формально несвязанного, смешения всего и вся под знаком «одного», «другого» и т.п.), следуя за которой любой человек в конце концов перестает нормально мыслить, и вообще что-либо понимать.

Конечно, бессмысленно бороться с абсурдными суждениями, которые сами себя отрицают, бессмысленно опровергать частные детали, когда надо менять сам способ мысли (коль скоро он вывернут наизнанку в соответствии с сознательно принятой логикой противоестественности). Бессмысленно в данном случае говорить и о «злоупотреблении» христианством, о поиске общей идейной почвы в иудаизме. Нет! Возвращаясь «назад», в ветхий завет, христианство не просто становится чем-то отличным от себя. Прав был Ф. Ницше (1888), утверждавший, что христианин – «этот ultima ratio лжи, есть иудей во второй, даже третьей степени (курсив автора. – Д.Г.)»[7]. Т.е. по неумолимым законам диалектики, «синтез» (вновь обратившееся к собственным истокам христианство) неизбежно оказывается «сильнее» своего «тезиса» (иудаизма): «В христианстве, как искусстве свято лгать, все иудейство, вся наистрожайшая многовековая иудейская выучка и техника доходят до крайних пределов мастерства»[8]. Иными словами, для христианства оказывается невозможным «просто» вернуться назад – возвращаясь, оно многократно усиливает, доводит до крайности то, к чему хотело бы вернуться!

Как известно, «восхождение хазарско-еврейских элементов на высокие должности в Московском государстве было, возможно, одним из факторов, приведших к появлению ереси «жидовствующих» среди русских священников и вельмож XVI в.»[9]. По сути, «жидовствующими» в науке принято называть влиятельную и довольно многочисленную религиозную секту эпохи позднего русского средневековья, представители которой, явно следуя христианскому учению, в то же время тайно исповедовали иудаизм (отсюда характерное название), т.е. на виду, на людях – христиане, а внутренне, в тесном кругу (по духу и сущности) – совсем даже наоборот. Подобное положение вещей неизбежно предполагало постепенное развитие у жидовствующих какого-то особого и самостоятельного искусства непротиворечивого совмещения того и другого в одном мировоззрении (смешения различных понятий в направлении рационального самооправдания) – более утонченного, чем просто искусства «свято лгать» (ведь речь шла прежде всего о том, чтобы найти оправдание для самих себя, исповедующих «готтентотскую мораль»). Традиционный раввинистический иудаизм, базирующийся, как можно было бы выразиться, на монодуалистическом (С.Л. Франк[10]), т.е. лишенном ценности, «аксиологически нейтральном», противостоянии миру, предоставлял им такую возможность. И, несомненно, никто из жидовствующих по определению (в согласии с иудейским законом) не мог быть сторонником русской прирожденности, т.е. человеком, по природе чтущим своих предков (а именно это, прежде всего входит в понятие любви к своему народу). Как раз, напротив, разрушение, обесценивание природного сознания, сознательный разрыв с собственной прирожденностью в духе полного безразличия и даже презрения к родной культуре, «отеческим богам» было естественным для них продолжением противоестественной и идущей от <обостренного до крайности> монотеизма установки на разрыв с природой как таковой. Поскольку же такое обесценивание природы не могло быть открыто выведено из иудаизма, то оно и делалось из христианства, на которое без стеснения переносились ветхозаветные духовные установки. В результате происходила духовная инверсия христианства в иудео-христианство, в «теоретический иудаизм» (по словам К. Маркса, христианин «был с самого начала теоретизирующим евреем; еврей поэтому является практическим христианином, а практический христианин снова стал евреем»[11]), т.е. иудаизм, как бы отчужденный от еврейства, вышедший за пределы национальной обособленности). Иными словами, хотя имеющее лишь косвенное отношение к иудаизму, подобное отрицательное «свободомыслие», непримиримое отрицание всяких вообще особенностей природного сознания, как и связанных с ним культурных традиций, оказывалось напрямую связанным как со своим главным источником с процессом саморазложения еврейских национальных общин в чуждый для них окружающий мир, от которого они продолжали внутренне отталкиваться.

Точно такая же непримиримая логика отталкивания от природного мира присутствует во множестве суждений нашего «христианского» автора. Например, в утверждении, что «христианство означает ценностно безразличное отношение к национальности, т.к. человек во Христе есть только человек как он есть, как личность с одной ей присущей волей, а не как представитель какого-то пола, народа, социальной группы и т.д.», поэтому «отношение к нации, семье полезно, но не может определяться ценностью»; или в суждении о том, что «верховенство права означает верховенство права над моралью, которая является личным делом каждого» и т.д.[12] Следить за всем этим «переворачиванием» смыслов и ценностей (подменой ценностей смыслами, а смыслов – ценностями, обесцениванием смыслов) невозможно, да и нет надобности – достаточно подставлять предлоги «вне», «над» и «без» к возможным предметам,  атрибутам и состояниям мира, чтобы заранее знать, каким будет их «ценностное» представление в мышлении нашего «христианина», строго ориентированном на противоположное миру («потустороннее»): вне-семейный, вне-моральный, над-национальный, над-природный, без-государственный, бес-полый (андрогинный) и т.д. Очень ясная и простая логика, достойная внимания сама по себе.

Однако, оставим, наконец, наш случай и перейдем к собственно размышлениям, навеянным данными обстоятельствами.

Фрагмент книги:

Герасимов Д.Н. Мир без ценности. Дискурс отрицания.

Вторая из двух книг (первая – «В поисках себя: Утраченная идентичность»), объединенных общим замыслом погружения в темные стороны исторического христианства и попыткой найти выход к светлой его стороне. Вторую книгу составила одна большая работа с приложениями, посвященная философскому исследованию феномена «иудео-христианства» и его ценностно-смысловых составляющих. ISBN 978-5-4483-5352-9.

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вся книга - https://ridero.ru/books/mir_bez_cennosti/

Сайт всех книг автора - http://dm-gerasimov.ru/